В этот вечер на Гоголевском бульваре было жарко. Измученные зноем, обмахиваясь веером, газетой, кепкой - да чем угодно, люди прятались в тени огромных лип, сидя на скамейках и держа спину вертикально. чтобы липкая рубашка или блузка не усиливала негативных ощущений. Полная женщина, торгующая содовой в палатке, с раздражением на лице обслуживала бесконечную вереницу измученных, напротив нее, продавщица мороженого была не менее холодна и нордически выдержана, продавая прохладу за пятнадцать копеек и жутко нервничая, если не хватало сдачи.
"Странные люди" - нарушив молчание, произнесла старушка, аккуратно очертив своей клюкой на песке бульвара круг, она хитро посмотрела из-под белой с небольшой шалью шляпки на свою спутницу, сидящую рядом.
"Мда" - ответила та и поежилась словно от дуновения холодного ветра. Обе старушки выглядели презабавно: худенькие, сморщенные словно высохший апельсин, с желтовато-бледной кожей, та что повыше ростом с пенсне угрожающе близко сидящем на крючковатом носу, вторая, поменьше, сидела словно на жардочке, выпрямив спину и двумя руками прижав к своей груди маленькую черную сумочку, судя по виду аксессуара, видавшую не одно поколение москвичей. а что же было дальше?
"Странные люди" - нарушив молчание, произнесла старушка, аккуратно очертив своей клюкой на песке бульвара круг, она хитро посмотрела из-под белой с небольшой шалью шляпки на свою спутницу, сидящую рядом.
"Мда" - ответила та и поежилась словно от дуновения холодного ветра. Обе старушки выглядели презабавно: худенькие, сморщенные словно высохший апельсин, с желтовато-бледной кожей, та что повыше ростом с пенсне угрожающе близко сидящем на крючковатом носу, вторая, поменьше, сидела словно на жардочке, выпрямив спину и двумя руками прижав к своей груди маленькую черную сумочку, судя по виду аксессуара, видавшую не одно поколение москвичей. а что же было дальше?